Гражданские дела о разделе между супругами совместно нажитого имущества являются едва ли не самыми распространенными в судебной практике. Несмотря на кажущуюся простоту, они зачастую ставят перед судом и участвующими в деле лицами немало материально-правовых и процессуальных вопросов.
Во-первых, это вопрос определения подсудности указанной категории дел.
Как известно, п. 3 ч. 1 ст. 23 ГПК РФ определяет подсудность такого рода дел мировому судье при цене иска ≤ 50 000 рублей. Подсудность дела может измениться в ходе его рассмотрения у мирового судьи, в этом случае дело передаётся в районный суд (ч. 3 ст. 23 ГПК РФ).
Одним из наиболее распространённых оснований изменения подсудности в таких ситуациях выступает изменение истцом цены иска в сторону ее увеличения.
Однако, в соответствии со ст. 32 ГПК РФ территориальная подсудность гражданского дела может быть изменена также в случае заключения сторонами правового конфликта пророгационного соглашения (договорная подсудность). Так называемую «родовую» подсудность гражданского дела изменить нельзя.
Вместе с тем закон умалчивает о том, возможно ли изменить подсудность гражданского дела мировому суду. Исходя из этого, такое право сторон законодателем не отвергается. Понятно, что можно изменить подсудность «по горизонтали» (территориальную), то есть договориться о рассмотрении спора конкретным мировым судом. Однако, встает вопрос о том, можно ли договориться о рассмотрении дела не мировым судом, а районным, невзирая на его подсудность мировому судье?
Дело в том, что понятие «родовая подсудность» является доктринальным, в законодательстве не закреплено, а ст. 32 ГПК РФ запрещает изменять лишь подсудность, установленную ст. 26, 27 и 30 ГПК РФ. Положения ст. 23 ГПК РФ, закрепляющие подсудность гражданских дел мировому судье, не названы в числе тех, которые не могут быть преодолены соответствующим соглашением сторон.
По этой причине, мировой судья, обнаружив при принятии искового заявления о разделе совместно нажитого имущества супругов, что они договорились рассматривать имущественные споры в определенном районном суде, формально вынужден будет возвратить такое исковое заявление в связи с неподсудностью ему дела. Пророгационная оговорка может содержаться, например, в брачном контракте.
Необходимо отметить, что институт договорной подсудности в ближайшее время может быть исключен из отечественного процессуального законодательства. Как справедливо отмечено Верховным Судом РФ, эта мера способна предотвратить споры субъектов правоотношений относительно подсудности их дела. Тем не менее, в настоящее время он функционирует.
При решении вопроса о принятии искового заявления и возбуждении производства по делу мировой судья, как и федеральный, руководствуется общим правилом о предъявлении иска по месту жительства ответчика (ст. 28 ГПК РФ). В этой связи в судебной практике и научной литературе также возникают споры.
Так, некоторые авторы полагают, что не следует определять место жительства гражданина, отталкиваясь от его регистрации. Однако Судебная коллегия по гражданским делам Кемеровского областного суда сделала вывод об ошибочности такого рода суждений. Думается, что приведенная позиция Кемеровского областного суда правильная.
В-вторых, одним из наиболее сложных вопросов в правоприменительной практике, связанной с разделом имущества супругов, является проблема брачного контракта. Брачный контракт как регулятор имущественных отношений – еще сравнительно новое явление в нашей жизни. При этом правовая природа брачного контракта (договора) в законе четко не прописана, однако установлены основания признания его недействительным.
Следовательно, брачный договор (контракт) – это гражданско-правовая сделка, к которой применяется такое «дополнительное» основание для признания ее недействительной как заведомое неблагоприятное положение одного из ее участников.
В научной литературе можно встретить подход, в соответствии с которым брачный договор (контракт) наделяется двойственной правовой природой (гражданско-правовой и семейно-правовой). С практической точки зрения эта позиция малополезна: суду, рассматривающему дело о разделе между супругами совместно нажитого имущества надо понимать, какую норму ГК РФ или СК РФ применять в случае, если одна из сторон настаивает на недействительности брачного контракта.
Итак, сам факт наличия заключенного супругами брачного договора (контракта) не меняет подсудность дела – при цене иска, не превышающей установленный в ст. 23 ГПК РФ размер, они подлежат рассмотрению мировым судьей. Брачный контракт в этом случае как бы «подменяет» собой закон и имущественные отношения супругов регулируются его положениями.
Вместе с тем один из супругов может заявить возражение относительно действительности брачного договора, что в судебной практике встречается очень часто. Такое возражение будет представлять собой не что иное, как встречный иск. Как известно, одним из условий признания требования стороны встречным иском является то, что его удовлетворение исключает удовлетворение первоначального иска (ст. 138 ГПК РФ). И в этом случае подсудность гражданского дела изменяется, поскольку в соответствии с законом мировой судья не наделен компетенцией разрешать дела о признании гражданско-правовых сделок недействительными. В ч. 3 ст. 23 ГПК РФ прямо закреплено, что в случае предъявления встречного иска, если он подлежит рассмотрению в районном суде, а первоначальный остается подсудным мировому судье, все требования подлежат рассмотрению в районном суде.
Основания для признания гражданско-правовой сделки недействительной закреплены в ГК РФ. Как и любая сделка, брачный контракт может быть оспорен по закрепленным законом основаниям, а может являться ничтожным, если нарушает требования закона или иного правового акта и при этом посягает на публичные интересы либо права и охраняемые законом интересы третьих лиц (ч. 2 ст. 168 ГК РФ).
Представляется, что брачный договор, нарушающий имущественные права несовершеннолетних детей, может быть признан недействительным. С одной стороны, брачный договор, по общему правилу, не может регулировать имущественные и неимущественные права детей, но с другой стороны, как совершенно верно отмечают авторы, ряд семейно-правовых договоров оказывает существенное влияние на правовые статусы как их участников, так и третьих лиц.
Поэтому судам, рассматривающим дела о разделе между супругами совместно нажитого имущества, в случае если супругами заключен брачный договор, который очевидно нарушает права их несовершеннолетних детей, должен быть признан ничтожным, его положения не должны применяться (независимо от того, заявлено ли такое требование одной из сторон).
Что касается ситуации, когда брачный договор ставит одного из супругов в заведомо невыгодное положение, то согласно ст. 44 СК РФ она также является основанием для признания брачного договора недействительным. Это – совершенно отдельное, дополнительно закрепленное семейным законодательством основание. Надо понимать, что оно имеет чисто оценочный характер. Например, находящимся в заведомо неблагоприятном положении может быть признан супруг, который в момент подписания брачного договора добровольно согласился признать принадлежащим другому супругу определенное имущество. Представляется, что в этом случае (при условии отсутствия на тот момент порока воли) суды должны исходить из приоритета волеизъявления супруга, если последний осознавал значение своих действий, руководил ими и действовал свободно, отказывать в признании брачного договора недействительным.
По данному вопросу имеется следующая судебная практика. Между супругами был заключён брачный договор, согласно которому имущество, нажитое в браке, принадлежало тому из супругов, на чьё имя было оформлено, и являлось их раздельной собственностью. В частности, в период брака было приобретено 2/3 доли в квартире, оформленной на мужа, и в соответствии с условиями брачного договора отошедшей к нему. Жена подала иск о признании брачного договора недействительным как ставящего её в заведомо невыгодное положение. Суд первой инстанции посчитал, что истица при заключении брачного договора располагала полной информацией о его условиях, собственноручно подписала договор, имея при этом возможность отказаться от подписания, поэтому отказал в ей в иске. Суд апелляционной инстанции отменил решение суда первой инстанции, так как заявительница по условиям брачного контракта полностью лишалась какого-либо нажитого в период брака имущества. Суд кассационной инстанции согласился с апелляционным определением. Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ посчитала необходимым привлечь к участию в деле третье лицо – нового собственника спорной доли в квартире, которую он получил в дар до возбуждения дела о недействительности брачного договора. Очевидно, что при решении вопроса о том, ставят ли условия брачного договора одного из супругов в заведомо неблагоприятное положение, суды исходили только из своего внутреннего убеждения.
Представляется, что брачный договор (контракт) может быть признан недействительным, если его условия ставят одного из супругов в заведомо неблагоприятное положение, но при решении этого вопроса необходимо оценивать все в совокупности обстоятельства дела. В случае, если сторона действовала свободно и отдавала отчет в своих действиях, согласованные в момент подписания брачного контракта условия не должны признаваться ставящим его в заведомо неблагоприятное положение. Указание супругом на то, что он был вынужден подписать брачный договор под давлением, по принуждению, требуют, как и любое заявление, соответствующих достоверных доказательств.
Следует отметить также, что в соответствии со ст. 169 ГК РФ сделка, совершенная с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности, является ничтожной.
Таким образом, брачный договор (контракт) в определенных случаях регулирует имущественные отношения супругов, чей спор о разделе совместно нажитого имущества должен разрешить суд. Брачный контракт, отвечающий всем требованиям действующего российского законодательства, должен использоваться как источник материально-правовых норм, подлежащих применению в конкретном деле. Однако, если заявлено требование о признании брачного контракта недействительным, суду надлежит руководствоваться нормами ГК РФ, содержащими основания для признания сделки недействительной, а также учитывать, что, как и любая гражданско-правовая сделка, брачный контракт может быть ничтожным, если его условия нарушают нормы действующего законодательства или права и законные интересы третьих лиц, к коим следует относить, в первую очередь, несовершеннолетних детей супругов.
В-третьих, как уже было отмечено, раздел имущества супругов может затрагивать интересы третьих лиц. Следует согласиться с мнением о том, что «в реальной жизни раздельный характер имущества родителей и детей является весьма условным». Рассматривая гражданское дело о разделе совместно нажитого имущества, судам необходимо принимать во внимание наличие у супругов несовершеннолетних детей. Как уже отмечалось, брачный контракт должен признаваться недействительным в первую очередь по тому основанию, что его условия нарушают имущественные интересы детей. Такое возможно в случае, если брак между бывшими супругами расторгнут, место жительства ребенка определено с одним из родителей, а все имущество, нажитое в период брака, достается, согласно условиям брачного договора, другому родителю. В этой ситуации суду уместно и надлежит воспользоваться своим правом выйти за пределы доводов сторон правового конфликта (ч. 2 ст. 56 ГПК РФ). Например, Е.Ю. Бойко справедливо полагает, что суд в целях защиты интересов наиболее уязвимых членов общества, должен отступать от принципа диспозитивности гражданского судопроизводства, реализуя тем самым функцию защиты публичных интересов. Так он должен поступать и при решении вопроса о применении последствий недействительности сделки.
В этой связи представляется правильным внести дополнение в ч. 3 ст. 45 ГПК РФ и прямо наделить прокурора правом (и обязанностью) вступать в процесс и давать заключение по делам о разделе совместно нажитого супругами имущества, если у них имеются несовершеннолетние дети, а их имущественные отношения регулируются брачным договором (контрактом). Эта мера, несомненно, будет способствовать защите прав и интересов детей, а значит, выполнять важнейшую государственную функцию по охране и защите наиболее уязвимых членов нашего общества.